При этом пострадали Радзинский, Жванецкий и Зюганов
Ситуация на культурном фронте складывается в последнее время таким образом, что, добросовестно исполняя служебные обязанности, прямо-таки рискуешь прослыть сталинисткой. Куда ни глянь - везде он. Смотрит с прищуром, улыбается в усы. На сцене "Современника" усы и прищуры представлены в десятке примерно ракурсов. Это Валентин Гафт разрешился от бремени драмой о Сталине. Поставить ее рискнул ветеран театрального эпатажа: на афише значится - "Сон Гафта, пересказанный Виктюком". Третьим позвали Александра Филиппенко. Его миссия - весь вечер на подхвате.

Я назвала бы этот спектакль провалом, если бы не горячий прием публики - свидетельство объективного успеха. Народ приветствовал выходящих на поклоны стоя (относилось ли это в большей степени к героям, или к исполнителям, с твердой уверенностью сказать нельзя), на сцену несли букеты, формой и размерами напоминавшие венки (видимо, контекстом навеяло), а в центре зала пламенел Вячеслав Зайцев - он выгуливал на премьеру пиджак, сшитый, вероятно, из последнего советского знамени...

Впрочем, среди привычного гостевого пула "Современник" недосчитался как минимум двоих - Эдварда Радзинского и Михаила Жванецкого. Являясь заметными персонажами "Снов...", они, наверное, решили, что пребывать сразу и на сцене, и в зале - это чересчур. Я-то думаю, что Радзинский в район Чистопрудного бульвара вообще больше ни ногой, но судить об этом можно будет спустя несколько показов. Пока историк и шоумен вежливо отклонил приглашение - ему некогда, он снимает четырехсерийный телефильм. Угадайте, про кого? Ответ правильный.

Валентин Гафт пьес прежде не сочинял. Он сочинял эпиграммы, и его зубоскальства побаивались. То есть Сталин, конечно, злой, но и Гафт, прямо скажем, не очень добрый... Дебютировав в крупном жанре, Валентин Иосифович сохранил верность стихотворной (точнее - рифмованной) форме и былой своей едкости. Из всех выведенных на сцене персонажей главным пострадавшим следует считать именно Радзинского. Не Сталина. Ибо Сталин умер, а Радзинский - дай Бог ему здоровья - жив. Эдвард Станиславович, сыгранный почему-то Александром Филиппенко, заработался в госархиве до таких чертиков, что к нему явился отец народов собственной персоной. И призвал к интимному ответу: "Но честно мне скажи, не трусь: ты, ненавидя, меня любишь?". "Одно скажу: я вас боюсь", - отвечает псевдо-Радзинский, скрываясь в туалете.

Тут следует оговориться, что Сталин - это не настоящий Сталин, а какой-то Коля, Николай Иванович (тезка Бухарина), которому только снится, что он - Сталин, но Радзинский-то ему тоже снится и ничего про эти дела не знает и принимает "Сталина" за Сталина... Уф-ф...

Далее от генералиссимуса исходят реплики: "Какой, однако, вы смельчак - то за перо, то на стульчак", "Поправьте все-таки штаны, а то все прелести видны" (очень надеюсь, что у вождя было иное - традиционное - представление о прелестях). Сталин называет своего биографа "ЭдвАрд" - с ударением на последнем слоге, а также "Эдик" и "сынок"; внезапно клеймит его "безбожником" и советует сходить в церковь; вменяет в вину какую-то пьесу (насколько мне известно, пьес про Сталина у реального Радзинского нет), а также обращается к собеседнику с чисто дамской просьбой: "Налей-ка мне бокал вина". Сталин, подобно всякому уважающему себя кавказцу, пил вино из стаканов.

Вообще спектакль "Сны..." по милой безответственности - что-то вроде фильма "Стиляги". Скажем, знаменитую фразу Георгия Маленкова: "Нам нужны советские Гоголи и Щедрины" отдают Сталину, и ничего, потому как - сон ведь. Одно неясно: если сновидение постигло Гафта, зачем он переводит стрелки своего будильника на Радзинского?

Михаил Жванецкий, явившийся к вождю на аудиенцию, тоже попал под раздачу, но, так сказать, под раздачу-light. Ему сообщили, что он "самый умный из пройдох", напомнили о пятом пункте, а философское замечание: "Дежурным по стране советской был раньше я. Теперь - Жванецкий" для человека понимающего даже лестно. Вообще - какие обиды, если самой Анне Андреевне Ахматовой (ее голос тоже звучит в спектакле) Сталин строго указывает: "Вся ваша жизнь - сплошной разврат!".

Жванецкого играет опять-таки Филиппенко - и снова без малейшего сходства. И Геннадия Зюганова - с личной издевкой, но непохоже. В идеале театру стоило, наверное, раскошелиться на Максима Галкина - он бы пародировал, зал смеялся, а вот фамилии, напротив, лучше бы слегка исказить... Но, ясен пень, завтра все начнут наперебой объяснять мне, что непохожесть - это тонкий художественный прием.

Валентин Гафт тонким приемом воспользовался по полной: у него со Сталиным ничего общего, кроме акцента. А вот Филиппенко, кстати, обнаруживает вдруг портретное сходство с маршалом Жуковым - два строгих бритых черепа, да и в лице что-то такое... Но домыслить не успеваешь, потому что встреча вождя с военачальником - просто историческая вампука. Глаза на лоб. Товарищ Жуков пересказывает товарищу Сталину краткое содержание сериала "Ликвидация" и упрекает генералиссимуса в перерасходе живой силы во время войны. Сталин перед Жуковым кается столь пронзительно, что ненароком вплетает в текст Гафта цитаты из Пастернака. Если бы на спектакль "Современника" забрел зритель с трех вокзалов, он мог бы вообразить, что: а) Сталин как минимум подвел Жукова под расстрел, а может, и лично замучил в подвалах Лубянки - такова мощь его запоздалого покаяния и б) Жуков в принципе не воевал и не вынужден был затыкать зияющие фронтовые дыры массой безымянных солдатских тел. Хотя об этом есть спектакль в "Современнике" - "Голая пионерка" называется. О том, что победа с человеческим лицом нам нипочем бы не досталась. Наша Победа - это чудо, добытое НЕчеловеческими силами и НЕчеловеческим страхом...

Ближе к финалу Сталин - волею пославшего его Гафта - будет еще иметь свидание с Христом. (Филиппенко Его, слава Богу, не изображает, а то пришлось бы снова говорить, что не похож...) При этом лучший друг физкультурников утверждает, будто у них со Спасителем "одна кровь и плоть". Кроме того, Иосиф Виссарионович настоятельно просит Иисуса прочитать монолог из "Бориса Годунова": "Да, жалок тот, в ком совесть нечиста...".

Итоговое впечатление: спектакль создавался и принимался во сне. Как и указано на афише.

Титул "Сон..." и жанровое определение "фантасмагория" настолько расплывчаты, приблизительны, необязательны, что профессионалу Виктюку вроде бы стыдно за ними прятаться. Но его можно понять: он получил некий драматургический материал, вернее - отсутствие материала и попытался на старых режиссерских запасах из ничего сделать что-то. Расставил металлическую мебель, научил молодого атлета перетаскивать ее туда-сюда без всякой цели, зато с жутким грохотом (сначала я думала, что этот крепыш - рабочий сцены, но в финале он тоже заговорил стихами: "Я родился после перестройки, Сталина нашел я на помойке"...). В тех местах, где действие совсем уж замирает (а бурным его не назовешь никогда), Виктюк использует в качестве допинга советские марши. Эффект выходит обратный: на фоне энергичных мелодий особенно бросается в глаза некоторая вялость исполнителей (за исключением крепыша)...

"Сон Гафта, пересказанный Виктюком" - это прежде всего истязание слуха. Рифмы типа "продают" - "жрут", "звоню" - "царю" - норма.

Дальнейшее - дело вкуса. Меня лично всегда смущает озабоченность людей - особенно зрелых - чужими грехами. Есть в жизни грань, после которой вглядываться стоит не в портреты вождей и не в телеэкран, а в зеркало. И грехи искать там.

Мне лично не нравится, когда сверху пренебрежительно швыряют на сцену мундир генералиссимуса. И реплика: "А ну-ка, Сталин, быстро встать! Барак просил вам плюнуть в харю", на мой взгляд, недостойна театра, в репертуаре которого есть легендарный "Крутой маршрут" и очень интересный "Полет черной ласточки" с Игорем Квашой в роли Валентина Гафта... пардон, Иосифа Сталина.

Если все сказано, лучше помолчать. Тем более что час сорок пять минут трепать имя Сталина и не произнести решительно ничего нового - значит работать на главного героя. Реклама - всегда реклама. Пугалки: "Он вот-вот вернется, ждите, ждите, у-у-у..." напоминают театр абсурда. Как если бы в доме готовились к приему гостя, и говорили о нем, и вскакивали на каждое звяканье лифта, а гость часа два как сидел бы за столом и уже приканчивал десерт...

Сталин - слишком серьезный персонаж, чтобы будить его из-за такой ерунды. Странно взять целую эпоху, как мячик хорошим летним днем, попинать ее на полянке забавы ради, пять раз промазать, залепить наконец промеж двух сосен и с чистой совестью идти к столу. Именно сегодня - странно. Потому что мы начали всерьез выяснять отношения с собственным прошлым. Это как раз признак пробуждения. Очнувшись от долгого, тяжелого сна, первое дело - вспомнить: кто ты и откуда.

Мораль сих "Снов...", по моему скромному мнению, такова: любое серьезное дело - театральное в том числе - требует строгого хозяйского пригляда и крепкой руки. Когда ни знакомство длиною в сто лет, ни почти родственная уже близость между актером и худруком не позволят принять к постановке сочинение абсолютно графоманское. И все восторги труппы, искренне любящей своего коллегу, не повлияют на решение - выпускать конечный продукт к зрителю или забыть о нем - вот именно - как о ночном кошмаре.

Знаю, что Галина Борисовна Волчек - по-настоящему, не в декларациях - ценит искренность и прямоту суждений. Потому и вилять перед ней не считаю возможным.

Время новостей, 2 февраля 2009 года